Впрочем мне все равно, даже если звезда
Та, которой мы верили больше чем смерти,
В пустоте обратится следом от гвоздя...
Мои руки - навечно - в молитвенном жесте.
Мэй “Арбат”
Над Патриаршими висит грязный серый диск Луны. Этой ночью непременно будет полнолуние... Мне ли не знать? И почему все же по-настоящему способны лечить только шрамы на запястьях и слезы вперемешку с горьким шоколадом? Или ветер дующий в лицо и снег, падающий за воротник холодного осеннего пальто. Или семь цифр телефонного номера, неизвестно кому принадлежащего. А руки все так же нервно сжимают обледенелый конверт с полустершимся адресом...
Воздух, как и всегда в декабре, слегка пахнет хвоей. Где-то еле слышно раздается перезвон колокольчиков. И в такт им я напеваю, скорее даже шепчу позабытые строчки:
Он рисует кораблик на зеленой волне,
Ветер дует в лицо и путает парус с обрывком тучи,
В комнате пахнет морем, в комнате на окне
Расцветает в глиняной вазе весна.
Он скоро уйдет и оставит рисунок хозяйке квартиры,
Девочке так мало лет и она не поймет, пока не поймет,
Что, если уйдет художник, если художник уйдет,
То и кораблик завороженный за ним уплывет...
Дома меня ждет чашка с недопитым кофе, усталые родители, шумные соседи, бесконечные телефонные звонки и другие радости коммунального быта. Здесь меня не ждет никто. Но именно сюда я прихожу тогда, когда идти больше некуда. Считаю удары пульса и чужие шаги по темной Малой Бронной. И именно здесь я пишу письма. Письма, которые никогда не будут отправлены и никогда не будут получены адресатом. Письма, каждое из которых начинается с бессмысленного вопроса: “За что?”...
(c) Alraune, 17.12.2002
