..::::Alraune's HomePage::::..

strige

1. Я очнулась. Мое пробуждение было стремительным, словно резкий выход из состояние полного безпамятства. Сначала вокруг тебя абсолютное ничто, и лишь потом глаза привыкают к темноте, и можно уже слегка различить контуры собственных рук, изгибы тела и покрой одежды. Вряд ли я смогла бы вспомнить сон, которым я наслаждалась так долго - такое бывает, когда засыпаешь от смертельной усталости и будто проваливаешься в небытие. Тем не менее сон был. Я могла с некоторым усилием припомнить лишь слабые его отголоски: чьи-то руки, несущие меня, голос священника, читающего молитву, запах свечей и ладана, плавно сменяющийся запахом свежевыструганного дерева. Полный сумбур: смешение красок, запахов, звуков и собственных мыслей.
Мои руки и ноги затекли - видимо я слишком долго спала в таком положении. Я попыталась повернуться, но натолкнулась на какую-то стенку, которую еще плохо различала в темноте. Провела по ней ладонью - стенка оказалась деревянной, слегка шершавой и немного сырой. Я решила повернуться в другую сторону, но и там меня ждала такая же деревянная стенка. Мысль, пришедшая мне в голову была страшна и одновременно убедительна. Я зажмурила глаза, мысленно сосчитала до трех и с силой подняла руки вверх, больно ударившись ладонями о деревянную поверхность. Еще минут пять я лежала не в состоянии открыть глаза и поверить, что со мной случилось то, самое страшное, что могло произойти.
Усилием воли я заставила себя восстановить всеь ход событий. Я вспомнила монастырь, где провела последние два года, когда врачи вынесли мне страшный диагноз. Вспомнила сестер, которые ухаживали за мной, когда я не могла уже встать с постели. Священника, которому я исповедовалась перед тем, как впасть в забытье. Остальное я помнила очень смутно, точнее не могла точно поручиться за то, что это не было моим сном.
В отчаянии я принялась что есть силы стучать по деревянному потолку, разбивая пальцы в кровь, пачкая ею ладони и белый саван, которым было покрыто мое тело. Я кричала, в надежде, что меня услышат и придут на помощь. Я рыдала и не могла успокоиться при мысли, что теперь я обречена медленно умирать здесь от голода, жажды и страха. Так проходили минуты и часы.
Боль постепенно утихала, слезы кончились, а крик срывался на отчаянный шепот. Я безвольно легла, сложив руки на груди, не в состоянии больше двигаться. Где-то наверху, выше крышки гроба иногда раздавались шорохи, вселявшие в меня минутные надежды на спасение. На самом деле это наверняка были какие-нибудь животные, питавшиеся тем, что остается от тех, кем уже скоро предстоит сделаться и мне. Прошло довольно много времени. Я снова принялась яростно царапать деревянную поверхность над головой и пыталась кричать. Но ни то, ни другое спасти меня не могло, а надеяться на чудо не приходилось. Тогда я просто попыталась уснуть, и, надо сказать, мне легко удалось это.

2. Толпа с факелами и деревянными распятиями обступила склеп. Здесь были в основном крестьяне, пришедшие со своими женами и детьми, несколько служителей церкви, торговцы и прочий люд. Все они нерешительно подходили к склепу, однако любопытство и желание выместить свой гнев придавало им мужества. Епископ Обенбергер шагнул вперед и поднял Святое Писание над головой. Толпа замерла.
- Братья и сестры, мы здесь с вами, дабы доказать, что покоящаяся здесь пани Хлавек была отступницей и безбожницей и по заслугам была отвергнута Святой Церковью. Воистину грехом является то, что ее похоронили здесь таким образом, каким подобает быть погребенными добропорядочным прихожанам.
Епископ откашлялся и торжественно произнес.
- Сейчас вы своими глазами увидите то, что позволит всем нам утверждать, что пани Хлавек является причиной страшной болезни, охватившей город. Это она напускает на вас свои темные чары. Войдите со мной и не бойтесь, с нами сила Господня!
По его знаку два могильщика принялись за работу. Через четверть часа они подняли гроб из ямы и водрузили его на каменные плиты. Толпа подвинулась ближе. С гроба принялись сбивать тяжелую дубовую крышку. Когда ее откинули, по толпе прошел гул. Женщина, стоявшая ближе всех пошатнулась и потеряла сознание. Другая поспешно закрыла глаза своему маленькому сыну.
- Стрига, стрига, - закричали собравшиеся, указывая на гроб с ужасом и жгучей ненавистью.
В гробу лежала Лиза Хлавек, такая же юная и прекрасная, какой она была во время своих похорон. Казалось, что тот месяц, что прошел с тех пор, не коснулся ее нежной кожи, светлых вьющихся волос. Но лицо ее, руки и белый саван были перепачканы кровью, а на лице застыла странная улыбка, в которой читалось полное безумие и страх.
Епископ Обенбергер приложил к ее лицу распятие, затем окропил тело святой водой и прочел молитву об успокоении духа. Он отошел в сторону и снова подал знак помощникам. У тех наготове уже был нож и венок из цветов чеснока. Резкий звук, рассекающий воздух - это голову несчастной пани Хлавек отделили от тела. В тело вонзили длинный нож, и бросили сверху венок. Затем каждый подошел к гробу и плюнул на останки девушки. Детей поначалу не пускали ближе, но они вырывались и бросались вперед, чтобы пнуть гроб и кинуть в покойную камнем или куском земли с неистовым воплем: "Стрига... ведьма...".
Епископ вновь успокоил собравшихся. Взяв из рук одного из крестьян факел, он опять подошел к гробу и осенил обезглавленный труп огненным крестным знамением. Языки пламени заплясали на саване, и вскоре огонь поглотил весь гроб. Прихожане, взявшись за руки, радостно плясали вокруг погребального костра, и в этом танце было что-то дикое, оставшееся еще с древних языческих времен. Все твердо знали, что уже сегодня Чума, охватившая город, должна отступить, ибо они свершили богоугодное дело, отправив в преисподню нечистивицу. В город пришел праздник.

[новости] [обо мне] [стихи] [ссылки] [гостевая]