Они сидели в экипаже, профессор тен-Бринкен и племянник его, не говоря ни слова. Франк Браун откинулся назад и смотрел куда-то вперед, глубоко погруженный в свои мысли. Тайный советник молчал и испытующе наблюдал за ним.
Поездка их продолжалась менее получаса. Они проехали по шоссе, завернули направо и затряслись по изрытой мостовой. Там, посреди деревни, возвышалась большая усадьба тен-Бринкена, огромный четырехугольный участок, сад и парк, а ближе к улице ряд маленьких, некрасивых построек. Они завернули за угол мимо покровителя деревни - святого Непомука. Его изображение, украшенное цветами и двумя лампадами, стояло в угловой нише господского дома. Лошади остановились. Лакей отворил ворота и открыл дверцы коляски.
- Принеси нам вина, Алоиз,- сказал тайный советник.- Мы пойдем в библиотеку.- Он обернулся к племяннику: - Ты у меня переночуешь? Или подождать кучеру? Студент покачал головою.
- Ни то, ни другое. Я вернусь в город пешком. Они прошли двором и вошли в длинный маленький дом с левой стороны. Это была, в сущности, одна громадная зала, и рядом с нею крохотная передняя.
Вокруг по стенам стояли длинные бесконечные полки, тесно уставленные тысячами книг. На полу стоял низкий стеклянный ящик, наполненный римскими раскопками. Много гробов и могил было опустошено и разграблено. Пол покрывал большой ковер. Вокруг стояли два письменных стола, несколько кресел и диванов.
Они вошли. Тайный советник бросил деревянного человечка на диван. Они зажгли свечку, сдвинули два кресла и сели. Лакей откупорил пыльную бутылку.
- Можешь идти,- сказал профессор,- но не ложись еще спать. Барин скоро уйдет, ты закроешь за ним ворота. Ну? - обратился он к племяннику.
Франк Браун выпил вина, потом взял деревянного человечка и начал играть с ним. Он был еще влажен и, по-видимому, слегка гнулся.
- Он гнется,- пробормотал Франк.- Вот глаза - два глаза. А вот нос. Вот ясно видны очертания рта. Посмотри-ка, дядюшка, ты видишь, как он улыбается? Руки как будто скрючены, а ножки срослись до колен. Странная штука! - Он поднял его и начал вертеть во все стороны.- Осмотрись здесь, Альрауне! - воскликнул он.- Здесь твоя новая родина. Сюда ты больше подходишь - к господину Якобу тен-Бринкену, гораздо больше, чем к дому Гонтрамов. Ты старый,- продолжал он,- тебе четыреста, может быть, шестьсот или еще больше лет. Твоего отца повесили, он был, наверное, убийцей или вором или просто сочинил сатиру на какого-нибудь важного господина в панцире или в рясе. Безразлично, в сущности, что он сделал, он был преступником в свое время, и они распяли его. Тогда он изверг свою последнюю жизнь на землю и зачал тебя, тебя, странное существо. А мать-земля приняла это прощание преступника в свое плодотворное чрево, таинственно забеременела тобою и родила. Она, исполинская, всемогущая, родила тебя, жалкого, уродливого человечка, и они тебя вырыли в полночь у креста, дрожа от страха, произнося таинственные неистовые заклинания. А ты, заметив впервые свет луны, увидал отца своего, который висел над тобою: сломанные кости его и гниющее тело. А они взяли тебя, те самые, которые казнили его, твоего отца. Взяли тебя, принесли домой: ты должен был дать им богатство! Яркое золото и молодую любовь! Они знали прекрасно: ты принесешь с собою несчастья, болезни, бедствия и в конце концов жалкую смерть. Знали это прекрасно, а все-таки вырыли тебя и взяли с собою, они соглашались на все за любовь и за золото!
Тайный советник заметил:
- У тебя богатое воображение, дорогой мой. Ты фантазер!
- Да,- ответил студент,- пожалуй, что и так. Но ведь и ты фантазер.
- Я? - засмеялся профессор.- Ну, кажется, моя жизнь протекла довольно реально.
Но племянник покачал головою
- Нет, дядюшка, не совсем-то реально. Только ты называешь реальным то, что другие называют фантазией. Подумай обо всех твоих опытах. Для тебя они нечто большее, чем простая игра, они те пути, которые когда-нибудь приведут тебя к намеченной цели. Нормальный человек никогда бы не дошел до твоих мыслей: только фантазер может быть способен на это. Только горячая голова, только человек, в жилах которого течет кровь, горячая, как кровь всех тен-Бринкенов, только такой человек может отважиться сделать то, что ты теперь должен совершить.
Старик перебил его, недовольный, но все же слегка польщенный:
- Ты фантазируешь, мой дорогой, ты даже не знаешь, захочется ли мне вообще совершить то таинственное, о чем ты сейчас говоришь. Хотя, впрочем, я все еще не понимаю тебя.
Но студент не уступал. Его голос звучал твердо, уверенно и убежденно.
- Нет, дядюшка, ты это сделаешь, я знаю, что сделаешь. Сделаешь уже потому, что ты единственный человек во всем мире, который может это сделать. Правда, есть еще несколько других ученых, которые производят сейчас те же опыты, что и ты, которые, быть может, так же далеки, как и ты, а быть может, даже и дальше. Но они все нормальные люди, сухие, деревянные - люди науки. Они бы меня высмеяли, если бы я пришел к ним со своей идеей, назвали бы меня дураком. Или выбросили бы меня за дверь за то, что я осмелился прийти к ним с такими вещами, с такими идеями, которые они называют безнравственными, аморальными и кощунственными. Идеями, которыми опровергаются все законы природы. Но ты не такой, дядюшка, совсем не такой! Ты не будешь надо мной смеяться и не выбросишь за дверь. Тебя это так же заинтересует, как заинтересовало меня. И поэтому-то ты единственный человек, который способен на это.
- Но на что же, на что, черт побери? - воскликнул тайный советник.
Студент поднялся, наполнил до краев оба бокала. - Чокнемся, старый колдун,- сказал он,- чокнемся, пусть новое молодое вино заструится в твоих старых жилах. Чокнемся, дядюшка, да здравствует твой ребенок! - Он чокнулся с профессором, одним духом опорожнил свой стакан и бросил его вверх. Стакан разбился о потолок, но обратно осколки упали беззвучно на тяжелый, мягкий ковер. Он пододвинул большое кресло.- А теперь, дядюшка, слушай, что я буду тебе говорить. Тебе надоело, может быть, мое длинное вступление, не сердись. Оно помогло мне собрать свои мысли, конкретизировать их, чтобы я мог объяснить тебе все ясно и просто. Я думаю так. Ты должен создать существо Альрауне, должен воплотить в действительность это странное предание. Не все ли равно, что это - суеверие средневековой фантазии или мистическая сказка древности. Ты сумеешь превратить старую ложь в новую истину! Ты создашь ее; она восстанет, ясная в сиянии дня, доступная всему миру, и ни один профессор не сумеет ее отрицать. Слушай же, как ты должен это сделать! Преступника, дядюшка, найти тебе очень легко. По-моему, безразлично, умрет ли он на эшафоте или на кресте. Мы прогрессивные люди. Тюремный двор и наша гильотина гораздо удобнее. Удобнее и для тебя: благодаря твоим связям тебе не трудно найти дорогой материал и вырвать у смерти новую жизнь. А земля? Ведь она лишь символ, она - плодородие. Земля - это женщина, она вскармливает семя, которое повергается в ее чрево, вскармливает его, дает ему взрасти, расцвести и принести плоды. Так возьми же то, что плодородно, как земля, как мать-земля, возьми женщину.
Но земля также и вечная проститутка - она служит всем, она вечная мать, она вечно готовая женщина для бесконечных миллиардов людей. Никому не отказывает она в своем развратном теле: каждому дает, кто хочет овладеть ею. Все, что имеет жизнь, оплодотворяет ее чрево, оплодотворяет тысячи и десятки тысяч лет. И поэтому, дядюшка, ты должен найти проститутку, должен взять самую бесстыдную, самую наглую из всех, должен взять такую, которая рождена была для разврата. Не такую, которая продает свое тело из нужды, которую кто-нибудь соблазнил. Нет, не такую. Возьми женщину, которая была проституткой еще тогда, когда училась ходить, такую, которой позор ее кажется радостью и для которой в нем только и жизнь. Ее чрево будет такое же, как чрево земли. Ты богат, ты найдешь, наверное найдешь. Ты и сам ведь не школьник в этих вещах, ты можешь дать ей много денег, купить ее для этого опыта. Если она будет действительно подходящей, она будет покатываться со смеху, прижмет тебя к своей жирной груди и зацелует от радости, ибо ты предложишь то, чего не предлагал ей ни один человек до тебя!
Что нужно делать потом, ты знаешь лучше меня. Тебе удастся сделать с человеком то же самое, что ты делаешь с обезьянами и морскими свинками. Нужно быть только готовым уловить тот момент, когда голова преступника, изрыгая проклятия, отделится от туловища.
Он вскочил, облокотился на стол и пристально, пронизывающе посмотрел на старика. Тайный советник поймал его взгляд и быстро отпарировал его. Все равно как грузная, кривая, турецкая сабля, скрещивающаяся с ловким флоретгом.
- Ну, а потом, племянник? - сказал он, -Что потом?
Когда ребенок родится на свет? Что будет тогда?
Студент задумался. Потом ответил медленно, точно отчеканивая каждое слово:
- Тогда у нас будет волшебное существо.
Его голос звучал тихо, но звучно и протяжно, точно звуки скрипки.
- Мы увидим тогда, сколько правды в этом древнем предании. Сможем заглянуть тогда в глубочайшие тайники природы. Тайный советник открыл было рот, но Франк Браун прервал его, не дав говорить. - Тогда мы увидим, есть ли действительно что-нибудь, что сильнее всех известных нам законов. Мы увидим, стоит ли жить этой жизнью - стоит ли нам ею жить.
- Стоит ли нам? - повторил профессор.
Франк Браун ответил:
- Да, дядюшка, нам! Нам, тебе, мне и тем нескольким сотням людей, которые стоят над жизнью. И которые все же принуждены идти по дороге, которой идет огромное стадо.- Он вдруг резко спросил: - Дядюшка, ты веришь в Бога?
Тайный советник нестерпимо передернул губами.
- Верю ли я в Бога? При чем это здесь?
Но племянник настаивал на ответе, не давая ему времени даже подумать:
- Отвечай же мне, дядюшка, отвечай: веришь ли ты в Бога?
Он нагнулся к старику и не сводил с него глаз.
Тайный советник ответил:
- Какое тебе дело до этого? Своим разумом - после всего того, что я изучил и открыл - я, безусловно, в Бога не верю. Разве только чувством - но ведь чувство это нечто совершенноне поддающееся контролю, нечто...
- Да, да, дядюшка,- перебил его студент,- так чувством значит все-таки...
Но профессор все еще не сдавался и беспокойно ерзал в кресле.
- Ну, если уж говорить откровенно, то иногда, правда редко, через большие промежутки...
Франк Браун вскричал:
- Ты веришь, несомненно веришь в Бога! О, это я знал. Все Бринкены, все веруют, все вплоть до тебя.- Он поднял голову, раскрыл губы и показал ряд блестящих зубов. И продолжал опять, подчеркивая каждое слово: - Тогда ты сделаешь это, дядюшка. Тогда ты должен это сделать. Ничто не спасет тебя, ибо тебе дано нечто, что дается одному из миллиона людей.- Он замолк и зашагал крупными шагами по большому залу. Потом взял свою шляпу и подошел к старику.- Спокойной ночи, дядюшка,- сказал он,- так ты это сделаешь?
Он протянул ему руку.
Но старик не заметил руки. Он тупо смотрел в пространство и о чем-то напряженно думал.
- Не знаю, не знаю,- ответил он наконец. Франк Браун взял со стола человечка и протянул старику. Его голос звучал иронически и высокомерно:
- Вот - посоветуйся с ним! - Но потом, через мгновение, его тон сразу упал. Он тихо добавил: - Я знаю, ты это сделаешь.
Он быстро направился к двери. Еще раз остановился. Обернулся и снова вернулся назад.
- Еще одно, дядюшка! Если ты это сделаешь... Но тайный советник прервал его:
- Не знаю, сделаю ли!
- Хорошо,- ответил студент,- я ведь больше не спрашиваю об этом. Только в случае, если ты это сделаешь, ты должен мне кое-что обещать.
- Что именно? - спросил профессор. Он ответил:
- Не приглашай княгиню в качестве зрительницы.
- Почему? - спросил тайный советник.
И Франк Браун ответил мягко, но серьезно и строго:
- Потому что... потому что дело это слишком серьезное. Он ушел.

Он вышел из дому и пошел к воротам, лакей отворил ему их и, громыхая замком, запер за ним. Франк Браун вышел на дорогу. Остановился перед изображением святого и пытливым взглядом посмотрел на него.
- О, дорогой мой святой,- сказал он.- Тебе приносят Цветы, льют свежее масло в лампаду. Но не этот дом заботится о тебе. Здесь тебя ценят разве только как археологическую Древность. Хорошо еще, что народ чтит твою силу.
Ах, милый святой, тебе легко охранять деревню от наводнения, раз она в трех четвертях часа от Рейна. И особенно теперь когда Рейн так успокоился и струится меж каменных стен. Но попробуй же, старый Непомук, охранить этот дом от потока который нахлынет на него и разрушит его! Я люблю тебя, милый святой, потому что ты покровитель моей матери. Ее зовут Иоганной Непомуценой, у нее есть еще имя - Губертина, в знак того, чтобы ее никогда не могла искусать бешеная собака. Ты помнишь еще, как родилась она в этом доме в день, посвященный тебе? Поэтому-то она и носит твое имя: Иоганна Непомуцена! И потому, что я люблю тебя, милый святой, и ради нее я хочу тебя предостеречь.
Там внутри сегодня ночью поселится святой - в сущности говоря, полная противоположность святому. Маленький человечек не из камня, как ты, и не одетый красиво в длинную мантию, он деревянный и совершенно голый. Но он так же стар, как и ты, еще, может быть, старше. Говорят, он обладает чудодейственной силой. Так попробуй же, святой Непомук, покажи свою силу! Кто-нибудь из вас обоих должен пасть, ты или тот человечек: пусть же решится, кто из вас будет господином над домом тен-Брикенов. Покажи же, милый святой, на что ты способен.
Франк Браун снял шляпу и перекрестился. Потом тихо, сухо рассмеялся и быстро зашагал по дороге. Вышел в поле и полной грудью стал вдыхать в себя свежий ночной воздух. Дойдя до города, он пошел по улицам под цветущими каштанами здесь замедлил свой шаг.
Он шел задумавшись, слегка напевая про себя.
Но вдруг остановился. С минуту поколебался. Потом повернулся. Быстро повернул налево. Опять остановился и оглянулся по сторонам. Потом быстро взобрался на низкую стену и спрыгнул с нее по ту сторону. Побежал по тихому саду по направлению к большой красной вилле. Там остановился и взглянул вверх. Его резкий короткий свист прорезал ночную тишину, два-три раза, быстро, один за другим.
Где-то залаяла собака. Но вверху тихо распахнулось окошко, и в белом ночном одеянии показалась белокурая женщина.
Ее голос прошептал в темноте:
- Это ты?
- Он ответил:
- Да! да!
Она скользнула в комнату, но тотчас же снова вернулась. Взяла носовой платок, что-то завернула в него и бросила вниз.
- Вот, дорогой мой, тебе ключ! Но будь потише, как можно потише, чтобы не проснулись родители! Франк Браун взял ключ и поднялся по маленькой мраморной лестнице, открыл дверь и вошел в комнату.